И. И. Тржемесский Экспедиция на «Эклипсе» для поисков экспедиций лейтенанта Брусилова и геолога Русанова Предварительный отчет Титульный лист отчета И. И. Тржемесского об экспедиции на «Эклипсе», изданного отдельным оттиском. 1916 г.Экспедиция была снаряжена Главным

В дворянском роду Брусиловых мужчины издавна служили Родине. Не стал исключением и прославленный генерал.

Герб Брусиловых

Генерал Алексей Алексеевич Брусилов (1853–1926) принадлежал к старинному, но не слишком знатному русскому дворянскому роду. Первый исторически достоверный представитель этой фамилии известен нам с конца XV века. Тогда некоему Гриде Степановичу Брусилову было дано поместье в Вотской пятине Новгородской земли.

Генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов (1853–1926)

«Тот, кто болтает вздор»

Гридя – это, надо полагать, уменьшительная форма имени Григорий. Чисто русское происхождение имеет сама фамилия – Брусилов. Очевидна ее связь с глаголом «брусить», означающим, согласно словарю Владимира Даля , в новгородском и московском говорах «нести чепуху, городить нескладицу, бредить, врать», в орловском – «бормотать, говорить косноязычно или невнятно», а в пензенском – даже «пьянствовать до беспамятства». Если род Брусиловых происходил из Новгородской земли, то, скорее всего, в основе фамилии лежало первое значение этого слова: «брусило» – «тот, кто болтает вздор», «пустомеля».

Такое нелестное по смыслу прозвание не должно смущать наших современников: многие русские фамилии образовывались от прозвищ (или имен) столь же негативного характера. В допетровской Руси подобные «отрицательные» прозвания давали детям специально, пытаясь уберечь их от порчи или дурного глаза; при этом сами прозвища, разумеется, могли и не соответствовать действительным особенностям их носителей. По словам австрийского дипломата Августина Мейерберга , побывавшего в России в середине XVII века, «этот подверженный суеверию народ не расстается с ним и в своих именах: <…> многие из москвитян называются не тем именем, какое наречено кому-нибудь из них при крещении, но другим, которое дают им родители, скрывая прежнее из опасения, чтобы после огласки его не употребляли оного во зло колдуньи для какого-либо злого дела к пагубе называемого». То же самое «суеверие» относится и к негативным по смыслу именам-прозвищам. И именно благодаря этой традиции появились такие дворянские фамилии, как Лопухин (от слова «лопуха», то есть «лопоухий»), Лупандин (от «лупанда» – «пучеглазый») и Татищев (и вовсе от «татище», что значит «ворюга»).

Служилый род

К XVII веку род Брусиловых разделился на несколько ветвей, утративших между собой генеалогические связи, которые можно было бы проследить по источникам. Предки Алексея Алексеевича Брусилова принадлежали к ветви, представители которой были помещиками в Стародубском уезде. Некий Петр Клементьевич Брусилов владел там поместьем в 1648 году, а другой Петр Брусилов , родом из Брянска, в том же году был осадным головой в Курске. Как видим, Брусиловы – рядовые уездные дворяне, несшие обычную военную службу. Позднее, уже в конце XVIII века, род предков самого известного русского полководца Первой мировой был внесен в Дворянскую родословную книгу Орловской губернии.

Вице-адмирал Лев Алексеевич Брусилов (1857–1909), брат А.А. Брусилова. Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов – капитан 1-го ранга, командир крейсера «Громобой»

При Петре I службу нес прадед Алексея Алексеевича – Иван Иевлевич (Иович) Брусилов . Он был вахмистром (унтер-офицерский чин), затем полковым аудитором (судебная должность в армии), получил капитанское звание, а в отставку вышел секунд-майором (этот чин относился к восьмому классу Табели о рангах). Скромная, но вполне достойная карьера.

Сыновья Ивана Иевлевича продолжили семейную традицию. Петр Иванович дослужился до секунд-майора, а Николай Иванович, окончивший Сухопутный шляхетский корпус, вышел в отставку в 1778 году с тем же чином, что и брат, но в дальнейшем продвинулся на гражданской службе. В ноябре 1802 года он был назначен московским вице-губернатором, в марте 1806-го – полтавским губернатором с пожалованием чина действительного статского советника, а в 1808 году – виленским губернатором.

Столь успешная государственная карьера способствовала возвышению рода Брусиловых. На гражданской службе достиг заметного положения и сын Петра Ивановича – Николай Петрович Брусилов (1782–1849). Восьмилетним мальчиком его отдали в Пажеский корпус, но курса он не окончил и в 1796 году был зачислен поручиком в Московский гренадерский полк, расквартированный в Смоленске.

В 1798 году Николай Брусилов поступил на гражданскую службу, в Экспедицию о государственных доходах; в 1803–1806 годах служил в Главном правлении училищ, а затем после непродолжительной отставки – при статс-секретаре по принятию прошений на Высочайшее имя. По свидетельству одного из современников, Николай Петрович «был чиновником редкой в то время честности и никогда не соблазнялся почти ежедневною возможностью взять крупную взятку».

С 1821 по 1834 год он был вологодским губернатором и вышел в отставку в чине действительного статского советника. Примечательно, впрочем, даже не это его весьма успешное государственное служение, а литературное дарование. По сути, он стал первым из Брусиловых, оставившим заметный след в отечественной истории и культуре.

В начале XIX века Николай Брусилов получил известность как литератор. Он был автором нескольких повестей, написанных в духе модного тогда сентиментализма, критических и публицистических статей, а также переводов. В 1804 году Николай Петрович стал членом Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (в Санкт-Петербурге), а в 1805-м издавал «Журнал российской словесности», являвшийся печатным органом этого общества. Позднее он занялся историческими изысканиями, вступил в Общество истории и древностей Российских (действительный член с 1817 года) и опубликовал ряд научных работ, в том числе статью «Догадки о причине нашествия норманнов на славян», которая увидела свет в 1824 году в «Записках и трудах Общества истории и древностей Российских».

Будучи вологодским губернатором, Николай Петрович много времени отдавал изучению этого края и в 1833 году издал статистическое обозрение «Опыт описания Вологодской губернии», содержавшее немало ценных сведений. За этот труд в декабре 1833 года он был избран почетным членом Академии наук.

Отец и мать

Вернемся к рассказу о непосредственных предках знаменитого полководца. Сын Николая Ивановича и отец героя Первой мировой войны, Алексей Николаевич Брусилов (1789–1859), с 1807 года находился на военной службе. Он принял участие в антинаполеоновских походах и Отечественной войне 1812 года, был ранен в Бородинском сражении, прошел путь с русской армией от Москвы до Парижа. Дослужился до подполковника и в 1824 году перешел на службу гражданскую. В 1830–1831 годах был московским вице-губернатором, с 1831 по 1835 год – курским вице-губернатором. В 1839 году Алексей Николаевич вернулся в армию в чине полковника (с назначением по кавалерии), причем отправился на Кавказ, где шла долгая напряженная война с горцами. Он служил в Закавказье, в Грузии, и последние годы жизни провел в Тифлисе. Скончался в чине генерал-лейтенанта.

Женился Алексей Николаевич поздно, в 1852 году, когда ему было уже за 60, – на дочери чиновника, служившего в канцелярии кавказского наместника, Марии-Луизе Нестроенской , полячке по происхождению. Она была младше мужа на 36 лет. От этого брака родилось четверо сыновей, один из которых умер в младенчестве. Первым у этой супружеской четы в 1853 году появился на свет сын, которому дали имя в честь отца, – Алексей Алексеевич Брусилов.

В 1859 году Алексей Николаевич скончался в возрасте 70 лет от крупозного воспаления легких, а через несколько месяцев от туберкулеза умерла и его жена. Мальчиков взяла на воспитание Генриетта Антоновна Гагемейстер , родная сестра их матери и, что особенно важно, их крестная мать. Мужем Генриетты Антоновны был военный инженер полковник Карл Максимович Гагемейстер . Своих детей у них не было. Жили супруги в Кутаиси, где и провел несколько лет будущий полководец. Кстати, очень символично, что крестным отцом Алексея Алексеевича Брусилова был выдающийся государственный и военный деятель князь Александр Иванович Барятинский (1815–1879), прославленный герой Кавказской войны, ее, собственно, и завершивший.

Военно-морские братья

Следует сказать несколько слов и о судьбах родных братьев генерала, также посвятивших свою жизнь военной карьере.

Борис Алексеевич Брусилов (1855–1918) окончил Пажеский корпус, служил в армии, участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Отличился он в знаменитой Ахал-Текинской экспедиции 1880–1881 годов, ознаменовавшей присоединение Средней Азии к России. Проявил мужество при взятии крепости Геок-Тепе (ныне город Гёкдепе, Туркмения).

За отличие в боях с текинцами был награжден тремя орденами – Святой Анны III степени с мечами и бантом, Святого Станислава II степени с мечами и Святого Владимира IV степени с мечами и бантом. В 1889 году он вышел в отставку в гражданском чине титулярного советника. С начала XX века жил в имении Глебово (Глебово-Брусилово) Звенигородского уезда Московской губернии. При большевиках был арестован и умер в тюрьме.

Лейтенант флота Георгий Львович Брусилов (1884–1914) – исследователь Арктики, капитан шхуны «Святая Анна»

Лев Алексеевич Брусилов (1857–1909) с 1875 года служил во флоте. Первоначально его служба проходила преимущественно на Черноморском флоте, где он показал себя умелым и расторопным офицером, занимаясь составлением стратегического описания берегов Черного моря. В 1891–1895 годах был адъютантом главного командира Черноморского флота вице-адмирала Николая Васильевича Копытова . В 1899 году стал флаг-капитаном штаба начальника Тихоокеанской эскадры вице-адмирала Якова Аполлоновича Гильтебрандта .

В этой должности он также зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, особенно при решении вопроса об участии эскадры во взятии фортов в китайской гавани Таку во время Китайской кампании 1900 года. В 1903 году Лев Алексеевич возглавил оперативное отделение Главного морского штаба, где разрабатывал план возможных военных действий против Японии на море.

Валериан Иванович Альбанов (1882–1919) – полярный штурман, участник дрейфа на шхуне «Святая Анна»

По его мнению, принимая во внимание превосходство японского флота, необходимо было воздерживаться от столкновений с ним, но в то же время следовало максимально усилить российский флот на Тихом океане, немедленно начав энергичную подготовку к вероятной войне. В ходе Русско-японской войны 1904–1905 годов Лев Алексеевич Брусилов в должности капитана 1-го ранга командовал крейсером «Громобой».

В 1906 году возглавил Морской генеральный штаб и приступил к реализации новой судостроительной программы. Однако расстроенное здоровье вынудило его в 1908 году выйти в отставку в чине вице-адмирала. Женат он был на Екатерине Константиновне Панютиной , происходившей из старинного дворянского рода, представители которого также известны своей службой на флоте.

Обложка книги «На юг, к Земле Франца-Иосифа!». Петроград, 1917. Штурман В.И. Альбанов успел рассказать о своем переходе по льду с несколькими матросами со шхуны «Святая Анна» и о судьбе экспедиции лейтенанта Г.Л. Брусилова

«Два капитана»

Существенный вклад в русскую и мировую географию внес один из сыновей Льва Алексеевича, то есть родной племянник прославленного генерала Первой мировой войны, – лейтенант флота Георгий Львович Брусилов (1884–1914). Он остался в истории как один из самых ярких исследователей Северного Ледовитого океана эпохи «бури и натиска» арктических и антарктических экспедиций мирового значения, имевших место в начале ХХ века.

В 1910–1911 годах Георгий Брусилов участвовал в известной Гидрографической экспедиции в Северном Ледовитом океане, проходившей на ледоколах «Таймыр» и «Вайгач». Именно тогда у него зародилась идея собрать и возглавить собственную экспедицию, которая, повторяя путь шведского мореплавателя Адольфа Норденшёльда , прошла бы из Атлантического океана в Тихий вдоль всего северного побережья Евразии. На частные средства, предоставленные дядей Борисом Алексеевичем, лейтенант Брусилов приобрел в Англии паровую шхуну, которую назвал «Святая Анна».

В июле 1912 года «Святая Анна» вышла из Петербурга и, обогнув Скандинавский полуостров, направилась в Баренцево и далее в Карское море. В начале октября у западного берега полуострова Ямал она оказалась затерта льдами, и вскоре под сильным ветром начался беспрерывный ледовый дрейф экспедиционного судна сначала на север, а с конца 1913 года – на запад. Шхуна была вынесена в Полярный бассейн.

После 542 дней дрейфа, в апреле 1914 года, штурман Валериан Иванович Альбанов и 13 матросов с согласия капитана покинули шхуну, надеясь по льдам добраться до Земли Франца-Иосифа (тогда судно находилось севернее этого архипелага). Пройдя свыше 400 км, отважные участники экспедиции достигли своей цели – островов, но в живых из них на тот момент осталось только двое: сам Альбанов и один из матросов.

СУДЬБА ЭКСПЕДИЦИИ ГЕОРГИЯ БРУСИЛОВА – погибшего в 1914 году во льдах Арктики племянника знаменитого генерала – послужила писателю Вениамину Каверину материалом для романа «Два капитана»

Они были сняты с мыса Флора на острове Нортбрук в августе 1914 года экипажем судна «Святой Фока» знаменитой экспедиции Георгия Седова . «Святая Анна», на борту которой после ухода группы Альбанова оставалось еще 10 человек, включая Георгия Брусилова, продолжила свой дрейф, но, увы, выбраться из ледового плена ей не удалось. Шхуна пропала без вести. Предпринятые в 1914–1915 годах поиски исчезнувшего корабля не дали результатов.

Опубликованные Альбановым некоторые материалы экспедиции Брусилова (штурман предусмотрительно захватил с собой копию вахтенного журнала и другие записи и документы) продемонстрировали ряд ее значительных научных достижений. «Особенно важными оказались производившиеся во время дрейфа «Св. Анны» промеры северной части Карского моря, до того не посещавшейся ни одним судном, – отмечали исследователи. – Благодаря этим данным удалось охарактеризовать подводный рельеф северо-западной, открытой части Карского моря и выявить меридиональную впадину (длиной почти 500 км), позднее получившую название Желоб Св. Анны.

Кроме того… после изучения особенностей дрейфа «Св. Анны» советская экспедиция на ледокольном пароходе «Г. Седов» в 1930 году нашла о. Визе». По документам экспедиции было установлено наличие постоянного течения в Карском море, направленного к северу, и определена его скорость, уточнена граница материковой отмели, а переход Альбанова по льдам позволил доказать отсутствие к северо-западу от Земли Франца-Иосифа мифических земель, ранее обозначавшихся на картах.

Судьба экспедиции Брусилова послужила писателю Вениамину Каверину материалом для его великого романа «Два капитана». В этом произведении, как помнят все его читатели, говорится о капитане Иване Львовиче Татаринове и шхуне «Святая Мария», в названии которой недвусмысленно угадывается название брусиловского корабля.

Дальний родственник Блаватской и Витте

Сам генерал Алексей Алексеевич Брусилов первым браком был женат на Анне Николаевне Гагемейстер (1861–1908), племяннице Карла Максимовича Гагемейстера, в доме которого он воспитывался, когда умерли родители. Овдовев, в 1910 году генерал женился вторично – на Надежде Владимировне Желиховской (1864–1938). Она была дочерью директора Тифлисской классической гимназии Владимира Ивановича Желиховского и Веры Петровны Желиховской (урожденная Ган; 1835–1896), которая приобрела известность как писательница, преимущественно как автор детских книг.

Писательница Вера Петровна Желиховская (1835–1896). Ее повести и рассказы для детей были очень популярны у современников

Литературное творчество в семье Веры Петровны было своего рода традицией: ее мать, Елена Андреевна Ган (урожденная Фадеева; 1814–1842), – прозаик, автор известных повестей; родная сестра, Елена Петровна, в замужестве Блаватская (1831–1891), – литератор, публицист и знаменитая основательница теософского движения. Родственные связи Желиховской интересны также тем, что мать Елены Андреевны Ган происходила из княжеского рода Долгоруковых и по этой линии среди предков жены генерала Брусилова значился видный сподвижник Петра Великого барон Петр Павлович Шафиров . Сестра же Елены Андреевны, Екатерина Андреевна Фадеева (1819–1898), была матерью Сергея Юльевича Витте . Таким образом, Елена Блаватская и Вера Желиховская приходились Витте двоюродными сестрами, а супруга Брусилова, Надежда Владимировна Желиховская, – двоюродной племянницей.

Обложка книги В.П. Желиховской «Розанчик. Волшебная сказка». Петербург, 1889

Единственный сын генерала Брусилова (от первого брака), Алексей Алексеевич Брусилов (1887–1919), погиб во время Гражданской войны. Потомства он не оставил, и на этом род прославленного полководца Первой мировой войны, к сожалению, пресекся.

"Два капитана". Капитан Татаринов и лейтенант Георгий Брусилов

Штурману Ив. Дм. Климову

Предлагаю Вам и всем нижепоименованным, согласно Вашего и их желания покинуть судно, с целью достижения обитаемой земли, сделать это 10-го сего апреля, следуя пешком по льду, везя за собой нарты с каяками и провизией, взяв таковой с расчётом на два месяца. Покинув судно, следовать на юг до тех пор, пока не увидите земли. Увидев же землю, действовать сообразно с обстоятельствами, но предпочтительно стараться достигнуть Британского канала, между островами Земли Франца-Иосифа, следовать им, как наиболее известным, к мысу Флора, где я предполагаю, можно найти провизию и постройки. Далее, если время и обстоятельства позволят, направиться к Шпицбергену. Достигнув Шпицбергена, представится Вам чрезвычайно трудная задача найти там людей, о месте пребывания которых мы не знаем, но надеюсь на южной части его — это Вам удастся Вам удастся застать , если не живущих на берегу, то застать где-нибудь какое-нибудь промысловое судно. С Вами пойдут, согласно их желания, тринадцать человек из команды — старший рулевой Петр Максимов, матросы Александр Конрад, Евгений Шпаковский, Ольгерд Нильсен, Иван Луняев, Иван Пономарёв, Прохор Баев, Александр Шахнин, Павел Смиренников, Гавриил Анисимов, Александр Архиреев, машинист Владимир Губанов, кочегар Максим Шабатура .

Капитан судна «Св. Анна» Лейтенант Брусилов 10 апреля 1914 г., в Северном Ледовитом океане

Исправления в тот подлинный документ, внёс писатель Вениамин Каверин, прежде чем включить его в свой знаменитый роман «Два капитана». Экспедиция капитана Татаринова, вокруг поисков которой и разворачивается всё действие романа, фактически «списана» Кавериным — вплоть до мельчайших деталей! — с реальной экспедиции Георгия Брусилова. Главному герою романа, Сане Григорьеву, не было никакой нужды заниматься «мучительной работой», разбирая с лупой в руках полученные им от доктора Ивана Ивановича старые тетрадки: занимающие в романе центральное место «Дневники штурмана дальнего плавания Ив. Дм. Климова», из которых Саня Григорьев так много узнал о судьбе экспедиции капитана Татаринова, впервые были опубликованы ещё в конце 1917 года — опубликованы Валерианом Альбановым, их реальным автором, штурманом экспедиции Брусилова.

Среда 14 мая 27 мая . Снялись мы очень поздно, около 4 час. дня, и за 6 часов прошли 4 версты. Сегодня у нас в некотором роде юбилейный день: мы считаем, что всего отошли от судна 100 верст. Конечно, это не так уж много для месяца хода, всего только выходит на круг по 3,3 версты в сутки , но и дорога зато такая, какой мы не ожидали. Уходя с судна, мы рассчитывали теперь уже быть если не на берегу, то в виду берегов.

Справили мы свой юбилей торжественно: сварили из сушёной черники и вишни суп, и даже подправили его для сладости двумя банками консервированного молока, что вместе с сухарями дало роскошный ужин .

Забавно, кстати говоря, что Иван Дмитриевич Климов, штурман экспедиции капитана Татаринова, уже в 1914 году датирует свои дневниковые записи по новому стилю (штурман Альбанов, разумеется, проставлял все даты по старому стилю)… Но сравним наугад ещё несколько записей:

Четверг, 5 июня. Пятница, 19 июня . […] Много летает нырков и визгливых белых чаек. Ох, эти чайки! Как часто по ночам они не дают мне заснуть, суетясь, ссорясь и споря между собою около выброшенных на лёд внутренностей убитого тюленя. Они, как злые духи, кажется, следят за нами , издеваются над нашим положением нами , хохочут до истерики, визжат, свистят и едва ли не ругаются. Как долго я буду помнить я эти «крики чайки белоснежной», эти бессонные ночи в палатке, это незаходящее солнце, просвечивающее сквозь полотно её […]

Cуббота, 28 июня. Понедельник, 13 июля . […] Но от WSW до OSO, т. е. до направления берега , На OSO море до самого горизонта совершенно свободно от льда, и этот морской простор очень радовал меня . Эх, «Св. Анна» «Св. Мария» , вот бы куда, красавица, тебе попасть! Тут бы ты пошла чесать, не надо и машины!

Cуббота, 28 июня. Вторник, 14 июля . […] Сегодня Шпаковский и Конрад Соткин и Корольков , уйдя на SW оконечность острова на охоту , сделали замечательную находку. Недалеко от моря они увидели небольшой каменный холм. Их поразила правильная форма этого холма, и они заинтересовались им . Подойдя ближе, они увидели недалеко бутылку из-под английского пива с патентованной завинчивающейся пробкой. Ребята сейчас же разбросали холм и скоро под камнями нашли железную банку,окрашенную коричневой краской . […]

Ну, и так далее. Фактически, Вениамин Каверин в дневнике штурмана Альбанова, помимо чисто редакторских правок и сокращений, лишь перевёл все даты на новый стиль да ещё изменил фамилии реальных участников экспедиции Брусилова.

Итак, судьба экспедиции Ивана Татаринова из романа «Два капитана» — это, на самом деле, судьба экспедиции Георгия Брусилова. Но, по правде говоря, реальная судьба этой экспедиции даже намного, намного интересней, чем её книжное воплощение…

Давайте вспомним: что же нам сегодня о ней известно?..

1. «Св. Анна»

Лейтенант Георгий Львович Брусилов… Ему было 28 лет. Родился он в Николаеве в 1884 году. Там же, в Николаеве, и в том же 1984 году другой лейтенант Брусилов, 27-летний Лев Алексеевич, выпустил маленькую книжицу («Об искусстве плавания»), буквально в первых строках которой мы читаем: «Что может сравниться с благодеянием спасти человеку жизнь, это венец всех человеческих благодеяний…» . Имея перед глазами пример отца, Георгий Брусилов не колебался в выборе своего жизненного пути: как и его отец, он связал свою судьбу с военным флотом России.

Лев Брусилов — уже не лейтенант, а вице-адмирал и недавний начальник «Моргенштаба» (Морского генерального штаба) — скончался летом 1909 года в возрасте всего лишь 52 лет. А лейтенантом весной того года стал его старший сын Георгий (или Юрий, как его называли в семье). У Георгия был ещё младший брат Сергей (вскоре он тоже станет офицером флота) и две сестры годами чуть старше его — Татьяна и Ксения. Была ещё у него горячо любимая мать, Екатерина Константиновна Брусилова, а вот жены у него (в отличие от книжного капитана Татаринова) — жены у него не было…

Вообще, когда мы слышим фамилию Брусилов, то невольно вспоминаем, прежде всего, знаменитый «брусиловский прорыв». Генерал Алексей Брусилов, чьим именем была названа впоследствии та фронтовая операция, приходился Георгию родным дядей. Но был у него и ещё один родной дядя, куда менее известный: Борис Алексеевич Брусилов. Воспитанник Пажеского корпуса, Борис Брусилов тоже в своё время состоял на военной службе, но давным-давно (когда его племяннику исполнилось всего-то пять лет) перешёл в «статскую» и к 1912 году являлся довольно известным в Москве землевладельцем.

Так вот: судно «Св. Анна», на котором Георгию Брусилову предстояло отправиться в Арктику, получило своё название в честь Анны Николаевны Брусиловой (урождённой баронессы Рено) — супруги его дяди Бориса. И произошло это потому, что основные средства на экспедицию, руководить которой должен был Георгий Брусилов, выделил его дядя Борис — а точнее говоря, именно Анна Николаевна, дядина супруга.

Трудно сказать, кому из них первому пришла в голову идея пройти вдоль побережья Северного Ледовитого океана — с одной лишь зимовкой. Несомненно, что лейтенанту флота Георгию Брусилову, уже имевшему опыт плавания в северных морях, улыбалась перспектива возглавить экспедицию, которой предстояло бы, впервые под русским флагом, совершить переход из Атлантического океана в Тихий — переход трудный, полный неизведанного, но сулящий новые открытия и, вероятно, славу: ведь и завершить переход предполагалось осенью 1913 года, юбилейного для правящей в России царской династии.

Быть может, подобные соображения играли определённую роль и для Бориса Алексеевича с Анной Николаевной, но… как говорится, бизнес есть бизнес, и вложенные в экспедицию средства неплохо было бы вернуть сполна. Компромисс между возвышенным и приземлённым удалось найти быстро: одной из главных целей экспедиции должна была стать… банальная охота. Охота на медведей, тюленей и моржей. А также исследование зверозаготовительных возможностей вдоль всего этого маршрута. Короче говоря, для финансирования экспедиции была создана зверобойная компания, основными — но не единственными — акционерами которой стали дядя Борис и его супруга. Всё это предприятие являлось, надо сказать, сугубо частным.

В феврале 1912 года лейтенант Георгий Брусилов получил от своего ведомства почти годичный отпуск и с головой окунулся в подготовку экспедиции. В Англии он закупил далеко уже не новое, но очень прочное и надёжное парусно-паровое судно. «Pandora II» или «Blencathra» — есть некоторые разногласия насчёт того, какое название носило это судно в самом начале 1912 года, но после покупки называться оно стало — «Св. Анна». Важное замечание: судно это (мы будем, по традиции, называть его шхуной) было вполне подготовлено для арктического плавания. «Корабль прекрасно приспособлен для сопротивления давлению льдов и в случае последней крайности может быть выброшен на поверхность льда» , — так тогда писали в газетах, и, видимо, так оно и было — и форма корпуса, и качество постройки делали шхуну почти что непотопляемой во льдах.

Экипаж «Св. Анны» тоже, казалось, был тщательно подобран и укомплектован. Капитаном судна являлся сам руководитель экспедиции, 28-летний Георгий Брусилов. Старший помощник капитана, 30-летний Николай Святославович Андреев, тоже был кадровым офицером (лейтенантом флота он стал как раз в июле 1912 года). Хотя Андреев, по-видимому, не имел арктического опыта, но опыта дальних морских походов ему, однако, было не занимать. Его энтузиазм в отношении предстоящей экспедиции подкреплялся ещё и тем, что Николай Андреев также был в числе пайщиков зверобойного общества.

Помимо них, в экипаж входили два штурмана, учёный-гидролог, судовой врач, опытный механик. В общем, собиралась весьма солидная компания, вполне подготовленная для решения задач экспедиции.

Всё шло, казалось, прекрасно: надёжное судно, подобранный экипаж, хорошо продуманный и вполне достаточный запас снаряжения и продовольствия. Правда, денежные средства поступали Брусилову небольшими порциями, нерегулярно и медленно, из-за чего подготовка экспедиции растянулась очень надолго: лишь к началу августа 1912 года «Св. Анна» была, наконец, полностью готова отправиться в путь. Первый этап представлялся сущей безделицей — переход из Петербурга в Александровск-на-Мурмане (ныне город Полярный). Но тут произошло непредвиденное.

Николай Антоныч говорил, что папа был сам виноват. Экспедиция была снаряжена превосходно. Одной муки было пять тысяч килограммов, австралийских мясных консервов — тысяча шестьсот восемьдесят восемь килограммов, окороков — двадцать. Сухого бульона Скорикова — семьдесят килограммов. А сколько сухарей, макарон, кофе! Половина большого салона была отгорожена и завалена сухарями. Была взята даже спаржа — сорок килограммов. Варенье, орехи. И всё это было куплено на деньги Николая Антоныча…

Словом, если папа погиб, то, без сомнения, по своей собственной вине. Легко предположить, например, что там, где следовало подождать, он торопился. По мнению Николая Антоныча, он всегда торопился. Как бы то ни было, он остался там, на Крайнем Севере, и никто не знает, жив он или умер, потому что из тридцати человек команды ни один не вернулся домой…

Николай Антонович, двоюродный дядя Кати Татариновой, говорил, в общем-то, правильно: именно в таких количествах всё перечисленное им и было загружено на борт… но только не «Св. Марии», а «Св. Анны». Он даже не перечислил тут ещё и сгущёнку, и яйца, и фрукты-овощи консервированные, и много чего другого. Но вот насчёт «тридцати человек команды»… Николай Антонович, конечно же, не мог не знать, что продовольствие лишь запасалось из расчёта на полтора года для тридцати человек — а на самом деле в Арктику отправились не тридцать человек, а существенно меньше.

Собственно, Николай Антонович сказал тут неправду вовсе даже не по своей вине: это небрежность автора романа, Вениамина Каверина, который к концу своего повествования называет уже совсем иную численность экспедиции — из подсчётов Сани Григорьева получается не то 26, не то 24 человека.

Хотя, если подумать, то и Вениамин Каверин не столь уж виноват: очевидно, он и сам запутался в той ситуации с составом экспедиции, которая сложилась после ультимативного требования дяди Бориса с супругой — они, главные акционеры компании, неожиданно захотели, чтобы все мелкие пайщики вышли из предприятия.

Речь шла о возможной добыче: с какой это стати, решили главные пайщики, они должны будут делиться ею с пайщиками миноритарными?.. Миноритарных же пайщиков — и в их числе, например, старшего помощника капитана Николая Андреева — ультиматум Бориса Алексеевича и Анны Николаевны обидел до глубины души: вместо полноправного участия в компании им предложили стать всего лишь её наёмными служащими.

Легко можно представить себе состояние Георгия Брусилова, который неожиданно оказался между двух огней: пора, давно пора уходить в плавание, а его родственники и друзья вдруг бросились делить шкуры неубитых ещё медведей, подставив под удар судьбу уже подготовленной экспедиции!..

Из Петербурга «Св. Анна» вышла без Николая Андреева и некоторых других членов экипажа: обидевшись, они взяли, как говорится, тайм-аут, но пообещали, впрочем, присоединиться к экспедиции уже в Александровске-на-Мурмане. Это было, конечно, неприятно, но… Но терпимо.

Путешествие из Петербурга в Александровск было делом нетрудным. В это короткое путешествие взяли даже трёх пассажирок — оно обещало быть приятным. Плавание по Балтике проходило с триумфом, а во время остановки в Копенгагене шхуну почтила своим визитом (кстати, ответным) сама вдовствующая императрица, мать Николая Второго.

Новая неприятность случилась уже в Норвегии: от дальнейшего участия в экспедиции отказался норвежец-механик. И, наконец, когда «Св. Анна» пришла в Александровск-на-Мурмане, то её там никто не встречал — ни старший помощник Николай Андреев, ни учёный-гидролог, ни судовой врач. По причине болезни от участия в экспедиции отказались также и второй штурман, и несколько матросов. Положение создалось катастрофическое: экспедиция могла закончиться, толком ещё и не начавшись…

Взвесив все «за» и «против», Георгий Брусилов решил-таки отправиться в Арктику — с теми людьми, кто ещё оставался, и с теми, кого удалось найти в Александровске. Вместо тридцати в экспедицию отправились всего 24 человека. Моряков среди них было немного: сам Брусилов, штурман Валериан Альбанов и ещё 6 человек. Остальные — не имели вообще никакого опыта плавания.

2. Ерминия

Роль судового врача в экипаже «Св. Анны» взяла на себя молоденькая девушка — Ерминия Жданко. Если бы Вениамин Каверин вздумал написать роман о реальной экспедиции на шхуне «Св. Анна», то его фабулу ему вряд ли пришлось выдумывать: судьба Ерминии Жданко — это готовый роман.

Её отцом был генерал-майор Александр Ефимович Жданко, в 1912 году — командир бригады в 34 пехотной дивизии. Мать Ерминии (её тоже звали Ерминия) умерла, когда та была ещё совсем маленькой девочкой. Спустя семь лет после её смерти, в 1904 году, Александр Жданко вступил во второй брак — с Тамарой Осиповной Доливо-Добровольской, которая, таким образом, приходилась Ерминии мачехой. А у мачехи этой был брат Борис, женой которого в 1909 году стала Ксения Львовна, родная сестра Георгия Брусилова.

Запутаться можно в этих родственных связях… Короче говоря, золовка (сестра мужа) Ксении Брусиловой, сестры Георгия, была для Ерминии мачехой. Седьмая вода на киселе, но всё же… повод для знакомства, не правда ли?..

Ерминия родилась, кажется, в 1891 году, то есть в 1912 году ей исполнился 21 год. Ксения Брусилова была старше её на десяток лет, но они, тем не менее, дружили. Однажды, когда Ерминия была у Доливо-Добровольских в гостях, Ксения и предложила девушке поучаствовать в одной такой «приятной экскурсии» вокруг Европы — в уютной пассажирской каюте.

Сохранилось несколько писем Ерминии Жданко, которые она посылала отцу и мачехе летом 1912 года. Наивная, удивительно чистая девушка вовсе не намеревалась покорять арктические льды. Вот что она писала отцу, едва лишь приехав в Петербург (письмо от 9 июля):

Дорогой мой папочка!

Я только двенадцать часов провела в Петербурге, и уже массу нужно рассказать… На моё счастье оказалось, что и Ксения здесь… Я у них просидела вечер, и предложили они мне одну экскурсию, которую мне ужасно хочется проделать. Дело вот в чём. Ксенин старший брат купил пароход, шхуну кажется. Он устраивает экспедицию в Архангельск и приглашает пассажиров (было даже объявлено в газетах), т. к. там довольно кают. Займёт это недели 2—3, а от Архангельска я бы вернулась по железной дороге. Самая цель экспедиции, кажется, поохотиться на моржей, медведей и пр., а затем они попробуют пройти во Владивосток, но это уже меня, конечно, не касается…

Судя по всему, о Георгии Брусилове она ничего тогда толком и не знала и относилась к нему с почтением, считая его, вероятно, старым и опытным морским волком (на самом деле, Георгий был не старше, а на два года моложе своей сестры Ксении: в 1912 году ему исполнилось 28 лет).

В самый день отплытия из Петербурга, 28 июля, Ерминия снова пишет отцу: «Я в восторге от будущей поездки. Горячо любящая тебя Мима» . Георгий Брусилов, кажется, тоже был в восторге — от Ерминии. Из его письма к матери (2 августа): «Подходим к Копенгагену. Сегодня ночью будем там. Пассажиры мои почти всё время лежали, кроме Мимы, которая настоящий моряк. Стоит на руле превосходно и очень любит это занятие… Твой Юра» .

Всё было просто замечательно. Круиз удался на славу: отличная погода, отличные люди, огоньки в ночном порту, визит императрицы Марии Фёдоровны, масса впечатлений и даже приключений: представляете, в Копенгагене «один из наших матросов свалился ночью в воду, и его забрали в полицию — пришлось выкупать» . А потом пошли «чудные виды» норвежских фиордов, потом была ещё автомобильная прогулка по окрестностям Тронхейма — в компании «Юрия Львовича» и подруги Леночки. Даже грибы собирали, всё в той же компании: представляете, «норвежцы их, оказывается, не любят» …

О том, как же так получилось, что вместо планируемого скорого возвращения из короткого и такого приятного морского путешествия Ерминия Жданко отправилась в полную трудностей и неизвестности многомесячную арктическую экспедицию, девушка рассказала сама — в подробном письме от 27 августа, адресованном отцу и мачехе:

Дорогие, милые мои папочка и мамочка.

Если бы вы знали, как мне больно было решиться на такую долгую разлуку с вами. Да и вы поймёте, т. к. знаете, как мне тяжело было уезжать из дома даже на какой-нибудь месяц. Я только верю, что вы меня не осудите за то, что я поступила так, как мне подсказывала совесть. Поверьте, ради одной любви к приключениям я бы не решилась вас огорчить. Объяснить вам мне будет довольно трудно, нужно быть здесь, чтобы понять.

Начать рассказывать нужно с Петербурга. Вы, должно быть, читали в «Новом времени», что кроме Юрия Львовича участвует в экспедиции ещё и лейтенант Андреев. Этого Андреева я видела на «Св. Анне», в Петербурге. И как-то сразу почувствовала недоверие и антипатию… Этот Андреев — друг детства всех Брусиловых, и никому не могло прийти в голову, что он так подло подведёт. Я, конечно, его семейных дел не знаю, но думаю, что когда решаешься принять участие в таком серьёзном деле, то можно предварительно подумать, в состоянии ты исполнить или нет.

С Андреевым должны были приехать в Александровск учёный Севастьянов и доктор. С доктором сговорились ещё в Петербурге, но вдруг накануне отхода оказалось, что ему «мамочка не позволила», а попросту он струсил. Найти другого не было времени. Сначала всё шло благополучно, затем в Трондгейме сбежал механик. Потеря была невелика, т. к. наши машинисты прекрасно справляются без него, но всё-таки было неприятно…

«Я поступила так, как мне подсказывала совесть» … Во многих публикациях Ерминию Жданко описывают как «дочь петербургского генерала» и «племянницу начальника Главного гидрографического управления». А ещё добавляют: судя по её письмам, выросла она в крепкой и дружной семье.

Давайте попробуем во всём этом разобраться.

Дядя Ерминии, русский учёный Михаил Ефимович Жданко, был назначен начальником Главного гидрографического управления лишь в 1913 году, а в описываемый период времени генерал-майор Жданко руководил исследовательскими работами очень далеко от Петербурга — на Дальнем Востоке («К вопросу об исследовании морских течений» — так, например, называлось сообщение, сделанное им в апреле 1912 года во Владивостокском морском собрании).

Отец Ерминии, Александр Жданко, вовсе не был «петербургским генералом». Он был русским офицером, жизнь которого проходила там, где проходила его служба. И письма свои Ерминия направляла вовсе не в Петербург, а в Нахичевань-на-Дону (теперь этот городок стал частью Ростова-на Дону). И слова «честь» и «долг» не были для Александра Жданко пустым звуком. Та его фотография, которую вы здесь видите, была взята мною с сайта «Герои Первой мировой: Забытые имена».

Александр Жданко потерял жену, когда ему было уже 39 лет. Семь лет спустя (в Одессе, кстати) он женился во второй раз — Ерминия была тогда уже подростком. В подобных случаях дети от первого брака никогда не чувствуют себя особенно счастливыми. Тем более, что через год у папы её появилась новая дочка, Ирина. А через пять лет — Татьяна… Вероятно, отец Ерминии (да и мачеха, конечно) делал всё возможное, чтобы девушка в его новой семье не чувствовала себя немного… посторонней, что ли. Сама же она, вероятно, горячо любила своего отца и старалась, по возможности, не осложнять ему жизнь.

Тогда, из Александровска, Ерминия послала отцу телеграмму: «Трёх участников лишились. Могу быть полезной. Хочу идти на восток. Умоляю пустить. Тёплые вещи будут. Целую. Пишу. Отвечай скорей» . Не представляю, кто бы из отцов на месте Александра Жданко послал бы дочери в ответ телеграмму, исполненную восторга. Но и запретить ей «поступать по совести» он тоже не мог. Он ответил так: «Путешествию Владивосток не сочувствую. Решай сама. Папа» . Русский офицер, Александр Жданко сам воспитывал её и, вероятно, прекрасно понимал, что поступить иначе — «тоже сбежать, как и все» — его дочь просто не смогла бы…

Но вернёмся, однако, к письму Ерминии Жданко:

Вы же можете себе представить, какое было тяжелое впечатление, когда мы вошли в гавань и оказалось, что не только никто не ожидает нас, но даже известий никаких нет. Юрий Львович такой хороший человек, каких я редко встречала, но его подводят все самым бессовестным образом, хотя он со своей стороны делает всё, что может. Самое наше опоздание произошло из-за того, что дядя, который дал деньги на экспедицию, несмотря на данное обещание, не мог их вовремя собрать, т. ч. из-за этого одного чуть всё дело не погибло. Между тем, когда об экспедиции знает чуть ли не вся Россия, нельзя же допустить, чтобы ничего не вышло…

Всё это на меня произвело такое удручающее впечатление, что я решила сделать что могу, и вообще чувствовала, что если я тоже сбегу, как и все, то никогда себе этого не прощу. Юрий Львович сначала, конечно, и слышать не хотел, хотя, когда я приступила с решительным вопросом, могу я быть полезна или нет, сознался, что могу. Наконец согласился, чтобы я телеграфировала домой… Вот и вся история, и я лично чувствую, что поступила так, как должна была… Мне так много хочется Вам рассказать. Ещё можно будет написать с острова Вайгач…

Во Владивостоке будем в октябре или ноябре будущего года, но если будет малейшая возможность, пошлю телеграмму где-нибудь с Камчатки…

Пока прощайте, мои милые, дорогие. Ведь я не виновата, что родилась с такими мальчишескими наклонностями и беспокойным характером, правда?

«Юрий Львович такой хороший человек, каких я редко встречала» … Я не могу сказать, почему Георгий Брусилов уступил-таки просьбам наивной девушки. Объяснить это очень и очень нелегко. Конечно, Ерминия имела некие навыки в медсестринском деле и, в силу этого, могла отчасти «быть полезной» — но стать полноценной заменой сбежавшему в последний момент судовому врачу она всё равно бы ведь не смогла. Быть может, определённую роль в решении Брусилова сыграли какие-то иные мотивы?.. Не знаю. Знаю одно: включив молоденькую девушку в состав арктической экспедиции, которая в большинстве своём состояла из совершенно случайных и неподготовленных людей, к тому же исключительно мужчин, которая отправлялась в Арктику минимум на полтора года, отправлялась со значительным отставанием от первоначального графика и не имела на борту даже радиостанции — включив Ерминию в состав такой экспедиции, Георгий Брусилов взял на душу тяжкий грех…

Из письма Георгия Брусилова своей матери, Екатерине Константиновне, из Александровска:

Дорогая мамочка

Здесь, в Александровске, было столько неприятностей. Коля не приехал, из-за него не приехали Севастьянов и доктор. Нас осталось только четверо: я, Альбанов (штурман) и два гарпунера из командующего состава…

Ерминия Александровна решила внезапно, что она пойдёт, я не очень противился, т. к. нужно было хотя бы одного интеллигентного человека для наблюдений и медицинской помощи. К тому же она была на курсах сестёр милосердия, хотя бы что-нибудь.

Теперь она уже получила ответ от отца, и окончательно решено, что она идёт с нами. Вообще она очень милый человек. И если бы не она, то я совершенно не представляю, что бы я делал здесь без копейки денег. Она получила 200 рублей и отдала их мне, чем я и смог продержаться, не оскандалив себя и всю экспедицию…

Деньги дядя задержал, и я стою третий день даром, когда время так дорого. Ужасно!

Но ничего, сегодня всё как-то налаживается. Уголь морское министерство дало, но за плату, деньги дядя, надеюсь, сегодня вышлет.

Крепко любящий тебя Юра

А вот это письмо Ерминии было написано ею уже на пути к острову Вайгач. Оно адресовано, как обычно, Александру Ефимовичу Жданко, хотя девушка обращается в нём и к отцу, и к мачехе:

Дорогие мои милые папочка и мамочка!

Вот уже приближаемся к Вайгачу… Пока всё идёт хорошо. Последний день в Александровске был очень скверный, масса была неприятностей. Я носилась по «городу», накупая всякую всячину на дорогу. К вечеру, когда нужно было сниматься, оказалось, что вся команда пьяна, тут же были те несколько человек, которые ушли, александровские жители, и вообще такое было столпотворение, что Юрий Львович должен был отойти и стать на бочку, чтобы иметь возможность написать последние телеграммы…

Первый день нас сильно качало, да ещё при противном ветре, т. ч. ползли страшно медленно, зато теперь идём великолепно под всеми парусами и завтра должны пройти Югорский Шар. Там теперь находится телеграфная экспедиция, которой и сдадим письма…

Пока холод не даёт себя чувствовать, во-первых, Юрий Львович меня снабжает усердно тёплыми вещами, а кроме того, в каютах, благодаря паровому отоплению, очень тепло…

Где именно будем зимовать, пока неизвестно — зависит от того, куда удастся проскочить. Желательно попасть в устье Лены. Интересного предстоит, по-видимому, масса… Так не хочется заканчивать это письмо, между тем уже поздно. Куда-то мне придётся вернуться?..

Прощайте, мои дорогие, милые, как я буду счастлива, когда вернусь к вам

Ваша Мима

Ранним утром 2 сентября «Св. Анна» стала на якорь у Югорского шара — узкого пролива между островом Вайгач и материком, ведущего из Баренцева моря в Карское. Там экспедиция в последний раз пополнила запасы продовольствия и воды, там же сдали для отправки и почту, с которой Георгий Брусилов отправил матери написанное в тот же день своё последнее письмо:

Дорогая мамочка

Всё пока слава Богу. Пришли в Югорский шар… Последние два дня был хороший ветер, и мы быстро подвигались.

Мима пошла со мной в качестве доктора, пока всё исполняет хорошо, она же будет заведовать провизией. Кают-компания состоит из следующих лиц: Мима, штурман Альбанов, 2 гарпунера, Шленский и Денисов, и я.

Если бы ты видела нас теперь, ты бы не узнала. Вся палуба загружена досками, и брёвнами, и бочонками. В некоторых каютах тёплое платье или сухари, в большом салоне половина отгорожена, и навалены сухари. По выходе из Александровска выдержали штормик, который нас задержал на сутки…

Крепко целую тебя, мамочка.

Надеюсь, что ты будешь спокойна за меня, т. к. плавания осталось всего две недели, а зима — это очень спокойное время, не грозящее никакими опасностями, и с помощью Божией всё будет благополучно.

Крепко целую тебя, моя милая мамочка, будь здорова и спокойна.

Поцелуй от меня Серёжу, я ему хотел написать, но не успел вчера, а сегодня очень рано пришли, и я с пяти часов утра уже был на мостике.

Обнимаю милую мою мамочку. Твой Юра

В 6 часов утра 4 сентября 1912 года, пройдя короткий путь по Югорскому шару, шхуна «Св. Анна», несмотря на крайне неблагоприятную ледовую обстановку, вошла в Карское море. И с этого времени всякая связь с экспедицией Брусилова была потеряна.

Теперь они могли рассчитывать лишь на себя — и на Бога…

3. «Штурман Ив. Дм. Климов»

Бесспорно, он был умным, волевым и решительным человеком. И ещё — у него был несомненный литературный дар. Его воспоминания, впервые опубликованные в самом конце 1917 года под названием «На юг, к Земле Франца-Иосифа!», читаются на одном дыхании. Ему веришь, веришь сразу и безусловно — и порою даже не понимаешь, почему так происходит: есть в этом что-то магическое. Именно с этого человека Вениамин Каверин «списал» образ Ивана Дмитриевича Климова, штурмана экспедиции капитана Татаринова в романе «Два капитана». И именно эти его воспоминания писатель воспроизвёл в своём романе почти без изменений. […]

[…] В 6 часов утра 4 сентября 1912 года, пройдя короткий путь по Югорскому шару, шхуна «Св. Анна», несмотря на крайне неблагоприятную ледовую обстановку, вошла в Карское море. И с этого времени всякая связь с экспедицией Брусилова была потеряна.

Теперь они могли рассчитывать лишь на себя — и на Бога… Мы уже знаем, каким образом получилось так, что штурман Валериан Альбанов неожиданно для самого себя оказался на «Св. Анне» не только единственным штурманом, но даже, по сути, старшим помощником капитана — ибо кого-либо другого, способного выполнять эту роль, на судне просто не было.

Между тем, Альбанов не был кадровым флотским офицером, каковым являлся Георгий Брусилов или, скажем, отказавшийся участвовать в экспедиции Николай Андреев. И происхождением своим Альбанов не мог похвастаться, и громкими именами влиятельных родственников — всё, чего он достиг в жизни к своим тридцати годам, он достиг сам, своим собственным и нелегким трудом. Сам приехал в Петербург, сам поступил в мореходку, сам зарабатывал себе на жизнь в годы учёбы на штурмана (отец его к тому времени умер, а на попечении матери оставались ещё две его сестры).

Закончив учёбу, Альбанов три с лишним года проработал штурманом на Енисее и на Каспии. В 1908 году, наплавав себе необходимый для этого стаж (ценз), он получил, наконец, диплом штурмана дальнего плавания. После этого он проработал один сезон на Балтике, а затем три года плавал в Баренцевом море.

Опыт, приобретённый Альбановым за годы его плавания по всему Енисею и вдоль берегов северных морей, показался Георгию Брусилову достаточным основанием для того, чтобы пригласить его в качестве штурмана в экспедицию на «Св. Анне». Видимо, он слыл хорошим специалистом — и одного этого было вполне достаточно. Ведь подменять Брусилова, если бы пришлось, в роли капитана судна и руководителя экспедиции должен был человек его круга, его друг и, как считалось, единомышленник — лейтенант Андреев. Но случилось иначе: вторым человеком в экспедиции стал Валериан Альбанов…

Многие исследователи отмечают, что в 1912 году ледовая обстановка в южной части Карского моря была на редкость тяжёлой. Согласно первоначальному плану экспедиции, следуя вдоль берега, «Св. Анна» настойчиво пробивалась во льдах к полуострову Ямал, пока, в десятке километров от берега, не вмёрзла в неподвижное ледяное поле. «Где именно будем зимовать, пока неизвестно… Желательно попасть в устье Лены» , — этим надеждам Ерминии не суждено было сбыться: до Лены и даже до Енисея было ещё ой как далеко. Но это, конечно, не слишком волновало путешественников. Альбанов:

Хорошие у нас у всех были отношения, бодро и весело переносили мы наши неудачи. Много хороших вечеров провели мы в нашем чистеньком ещё в то время салоне, у топившегося камина, за самоваром, за игрой в домино. Керосину тогда было ещё довольно, и наши лампы давали много света. Оживление не оставляло нашу компанию, сыпались шутки, слышались неумолкаемые разговоры, высказывались догадки, предположения, надежды.

Лёд южной части Карского моря не принимает участия в движении полярного пака, это общее мнение. Поносит нас немного взад и вперёд в продолжение зимы, а придёт лето, освободит нас и мы пойдём на Енисей.

Георгий Львович съездит в Красноярск, купит, что нам надо, привезёт почту, мы погрузим уголь, приведём всё в порядок и пойдём далее…

В самом деле, почему бы Георгию Львовичу и не сгонять, при случае, в Красноярск?.. Да, а что же наша Ерминия? Не сломалась ли, не испугалась, не пожалела ли она о своём импульсивном решении?..

Валериан Альбанов продолжает воспоминания о тех первых неделях в экспедиции:

Таковы были наши планы, наши разговоры у самовара в салоне за чистеньким столом.

«Наша барышня», Ерминия Александровна, сидела «за хозяйку» и от нас не отставала. Ни одной минуты она не раскаивалась, что «увязалась», как мы говорили, с нами. Когда мы шутили на эту тему, она сердилась не на шутку. При исполнении своих служебных обязанностей «хозяйки» она первое время страшно конфузилась. Стоило кому-нибудь обратиться к ней с просьбой налить чаю, как она моментально краснела до корней волос, стесняясь, что не предложила сама.

Если чаю нужно было Георгию Львовичу, то он предварительно некоторое время сидел страшно «надувшись», стараясь покраснеть, и когда его лицо и даже глаза наливались кровью, тогда он очень застенчиво обращался: «Барышня, будьте добры, налейте мне стаканчик».

Увидев его «застенчивую» физиономию, Ерминия Александровна сейчас же вспыхивала до слёз, все смеялись, кричали «пожар» и бежали за водой…

В середине октября 1912 года то ледяное поле, в которое вмёрзла «Св. Анна», оторвалось от полосы берегового льда и медленно двинулось к северу. Вначале это не вызвало беспокойства: «Поносит нас немного взад и вперёд…» , — но проходили дни, проходили недели, а движение льдины со шхуной было только «вперёд» и «вперёд». Спустя месяц, в декабре, дрейф «Св. Анны» к северу даже убыстрился…

О том, как день за днём проходил этот дрейф, нам известно из документа под названием «Выписка из судового журнала лейтенанта Брусилова». На «большую землю» эту «Выписку», в запечатанном пакете, доставил Валериан Альбанов, и почти сразу же, в конце 1914 года, она была опубликована.

Документ этот имеет подпись Георгия Брусилова; в его составлении, вероятно, принимала участие и Ерминия Жданко, чьей рукой он переписан. Жанр «Выписки» определить нелегко: это не сам судовой журнал, а перечисление происходивших на судне событий, но составленное сразу за весь прошедший период времени, причём, как мы сегодня понимаем, некоторые очень важные события совершенно в этой «Выписке» не отражены. Вне всякого сомнения, это было сделано вовсе не потому, что они казались составителям «Выписки» несущественными — скорее, дело обстояло как раз наоборот…

Уже на второй день после начала дрейфа Брусилов, вероятно, понял, что зимовать им придётся не на берегу, и принял решение построить прямо на льдине «баню» — благо, всяких-разных пиломатериалов на палубе «Св. Анны» было навалено достаточно. Живо принялись за дело, и в последний день октября баня была готова. Составители «Выписки» вспоминают:

С этого времени каждую неделю мы имеем баню, вполне отвечающую своему назначению, и один день баня топится для стирки белья.

Вообще, жизнь идёт довольно легко, так как в помещениях тепло, пища вполне удовлетворительная, и изредка устраиваем развлечения, как например, в октябре у нас было состязание в беге на лыжах и коньках, на льду была поставлена палатка, где было угощение и горячего шоколада с печеньем и сластями.

К Рождеству готовится спектакль, репетиции идут в бане…

Построенная довольно далеко от судна, баня простояла там полтора месяца: в середине декабря между нею и «Св. Анной» появилась трещина, и баню пришлось перетащить поближе. Но вскоре после этого об её первоначальном предназначении пришлось забыть: среди экипажа началось нечто вроде эпидемии непонятной болезни, так что баню пришлось превратить в больничный изолятор.

Дело было так. Ночью 8 декабря вблизи судна появился первый медведь. Брусилов выстрелил в него и промахнулся. Но уйти тому медведю не удалось: днём, усилиями Альбанова и гарпунеров, его всё-таки застрелили. Радости, должно быть, не было конца: ещё бы, свежее мясо!..

Первым заболел Георгий Брусилов — всего через неделю. На следующий день заболел Альбанов. Потом заболели ещё несколько человек. Потом ещё… У большинства болезнь протекала сравнительно легко, и к середине января все они, более или менее, поправились. Кажется, Ерминия так и вовсе не заболела. Но вот Брусилов…

Командир экспедиции слёг на долгие четыре месяца. «Следы этой болезни ещё и теперь, полтора года спустя, дают себя чувствовать» — читаем мы в «Выписке» его слова. А запись от 17 февраля 1913 года приводит ещё и такие подробности: «Ходить и двигаться совсем не могу, на теле у меня пролежни, часто заговариваюсь…» . Именно так: о том, что командир временами буквально терял тогда разум, вспоминает и Альбанов. О болезни Брусилова он пишет, в частности, следующее:

Всякое неосторожное движение вызывало у Георгия Львовича боль, и он кричал и немилосердно ругался. Опускать его в ванну приходилось на простыне. О его виде в феврале 1913 года можно получить понятие, если представить себе скелет, обтянутый даже не кожей, а резиной, причём выделялся каждый сустав… Ничем нельзя было отвлечь его днём, от сна; ничем нельзя было заинтересовать его и развлечь; он спал целый день, отказываясь от пищи…

День он проводил во сне, а ночь большею частью в бреду…

Естественно, что вести в таком состоянии судовой журнал и руководить экспедицией — невозможно. Как в то время решались все эти вопросы — об этом ни в «Выписке», ни в воспоминаниях Альбанова не сказано ни слова… Ерминия Жданко, по словам Альбанова, постоянно была рядом с больным:

От капризов и раздражительности его главным образом страдала «наша барышня», Ерминия Александровна, неутомимая сиделка у кровати больного. Трудно ей приходилось в это время… Но Ерминия Александровна всё терпеливо переносила, и очень трудно было её каждый раз уговорить идти отдохнуть…

Что это могла быть за болезнь? Быть может, это была тяжёлая форма трихинеллёза — болезни, заразиться которой можно, в частности, поев недостаточно проваренное мясо белого медведя. Именно трихинеллёз, как считают ныне, стал причиной гибели шведской полярной экспедиции 1897 года на воздушном шаре «Орёл». Спустя много лет их останки нашли, но умерли они не от голода: из частичек высохшего мяса были выделены возбудители трихинеллёза…

Лишь 14 апреля 1913 года, в первый день Пасхи, Георгий Брусилов почувствовал себя настолько хорошо, что его даже вынесли к общему пасхальному столу, и он смог просидеть там часа два. А в записи от 19 апреля читаем: «Меня сегодня вынесли на стуле на лёд, потом положили на носилки и обнесли вокруг судна и по палубе. Это в первый раз после 4 месяцев лежания в каюте» .

Как вспоминает Альбанов, начальник экспедиции полностью оправился от болезни только в июле…

Меж тем, их неуклонный дрейф на север продолжался. За прошедшие месяцы «Св. Анна» уже почти достигла 80-й широты и приблизилась к архипелагу Франца-Иосифа. В сущности, экспедиция Георгия Брусилова, сама того не подозревая, открыла морское течение, обязанное своим происхождением мощным сибирским рекам, Оби и Енисею. Именно это течение и продолжало нести их на север.

Многое изменилось в жизни экспедиции за эту первую их зимовку. Подходил к концу запас брёвен и досок, некогда загромождавших палубу, и в скором времени вслед за ними в огонь должна была последовать и их замечательная баня. А в середине июля пришлось уже собирать вокруг судна даже щепки и всякие другие обрезки дерева, «разбросанные во дни богатства ими» .

А потом закончился керосин. Для освещения приспособили жестянки с медвежьим или тюленьим жиром, которые, как замечает Альбанов, дают «очень мало свету, во всяком случае меньше, чем копоти» . Пока длится полярный день, это всё ещё терпимо, но вот зимой… «Они дают только небольшой круг света на стол, а за этим кругом тот же мрак. При входе в помещение вы видите небольшое красноватое пятно вокруг маленького, слабого, дрожащего огонька, а к этому огоньку жмутся со своей работой какие-то силуэты» , — пишет в своих воспоминаниях Валериан Альбанов. И добавляет такую живописную подробность:

Мыло у нас уже вышло, пробовали варить сами, но неудачно. Пробовали мыться этим самодельным мылом, но не рады были: не удалось соскоблить с физиономии эту «замазку».

В начале минувшего века одной из наиболее важных проблем, связанных с изучением Арктики, было освоение Северного морского пути, позволявшего до минимума сократить маршрут плаванья судов между Европейской частью нашей страны и Дальним Востоком. Среди тех, кто отдал жизнь для осуществления этой программы, был российский путешественник Брусилов Георгий Львович (1884-1914), имя которого навсегда вошло в историю отечественной науки.

Достойный отпрыск славной российской семьи

Будущий родился 19 мая 1884 года в Николаеве в семье офицера российского флота, будущего адмирала Льва Алексеевича Брусилова. Их фамилия занимает почётное место в отечественной истории, достаточно вспомнить, что родной дядя Георгия Львовича - Алексей Алексеевич - известен как герой Первой мировой войны, возглавивший знаменитый прорыв русских войск.

Поступив в 1903 году в Морской кадетский корпус, через два года молодой человек был произведён в мичманы, и в период русско-японской войны нёс службу на кораблях Дальневосточной эскадры. Однако истинным его призванием был не ратный путь, а научно-исследовательская деятельность.

Первый опыт научной работы

Впервые Брусилов Георгий Львович оказался за Полярным кругом в 1910 году, став участником гидрографической экспедиции, в задачу которой входило освоение Северного морского пути. В распоряжении учёных находились два ледокола «Таймыр» и «Вайгач». Продвигаясь с востока на запад вдоль побережья Северного Ледовитого океана, участники экспедиции собрали значительный объём научных данных, благодаря чему, Арктика на карте пополнилась многими неизвестными прежде островами и проливами. Памятником участия Георгия Львовича в этой нелёгкой работе стал названный в его честь маяк, поставленный на мысе Дежнёва - крайней материковой точке России и всей Евразии.

Дерзкий замысел

Публикации отчётов об экспедициях таких видных зарубежных исследователей, как норвежцы Рауль Амундсен и Фритьоф Нансен, а также американец и англичанин были встречены в России с большим интересом. Не желая отдавать пальму первенства в освоении Севера иностранцам, и как истинный русский офицер, болея душой за престиж державы, Г.Л. Брусилов, по примеру двух других путешественников Г. Седова и В. Русанова, решил организовать собственную экспедицию.

Одна из наиболее сложных проблем на пути реализации задуманного проекта заключалась, как это часто бывает, в изыскании источников его финансирования, поскольку средства требовались немалые и, лично Георгий Львович ими не располагал. Однако выход из положения был найден.

В 1912 году, взяв служебный отпуск, Брусилов объявил о создании акционерного общества, прибыль которого предполагалось извлечь из зверобойного промысла, которым должны были попутно заниматься члены будущей экспедиции. Не найдя отклика среди широкой общественности, смелый энтузиаст сумел, тем не менее, убедить своих родственников стать его акционерами.

Основными инвесторами стали его дядя Борис Алексеевич Брусилов - крупный российский землевладелец, и его супруга графиня Анна Николаевна, пожертвовавшая на этот, весьма сомнительный, с экономической точки зрения, проект 90 тыс. рублей - огромную по тем временам сумму.

Проблемы на борту «Святой Анны»

Решив таким образом финансовую проблему, Брусилов Георгий Львович отправился в Англию, где приобрёл хоть и подержанную, но весьма ещё крепкую парусно-паровую шхуну. Называлась она «Бленкатра», но оказавшись под российским флагом, была тут же переименована в честь основного инвестора экспедиции - графини Анны Николаевны и названа «Святой Анной».

От санкт-петербургского причала шхуна «Святая Анна» отошла 10 августа 1912 года и направилась в сторону Баренцева моря, где её первая остановка намечалась возле небольшого населённого пункта Александровска-на-Мурмане (ныне город Полярный). Там организатора экспедиции поджидали первые серьёзные неприятности. Когда корабль пристал к берегу, значительная часть экипажа - несколько матросов, судовой врач и, что хуже всего, штурман - отказались продолжать плаванье.

Положение было критическим. Из всех оставшихся на борту судна только пять человек, не считая самого Брусилова и второго штурмана Альбанова (его фото публикуется ниже), были профессиональными моряками, а обязанности врача согласилась выполнять, случайно оказавшаяся с ними сестра милосердия. Однако, несмотря ни на что, 10 сентября, имея на борту значительный запас продовольствия, «Святая Анна» продолжила путь.

В ледяном плену

Через неделю, достигнув Карского моря, судно оказалось перед сплошной ледяной полосой, продвигаться через которую им удавалось ещё в течение десяти дней, используя узкие проходы и полыньи. Но затем, полностью зажатые льдами, полярники лишились дальнейшей возможности управлять судном. Так, 10 октября 1912 года начался их почти двухлетний дрейф. По воле ветра и течений, вмёрзшее в лёд судно, вместо намеченного курса в восточном направлении, двигалось на север и северо-запад.

В июне следующего 1913 года судно оказалось чуть севернее Новой земли, и впереди отчётливо виднелся свободный ото льда участок моря, но все усилия пробиться к нему оказались тщетны, и неизбежность второй зимовки стала очевидной. Ещё через шесть месяцев судно было вынесено течением в район Земли Франца-Иосифа.

На краю гибели

К этому времени, несмотря на то что запасы продовольствия отчасти удавалось пополнять за счёт охоты, с каждым днём всё отчётливей ощущался их недостаток. Над экипажем нависла угроза голода. Одновременно с этим на борту закончилось топливо, которое экспедиция Брусилова использовала для обогрева и приготовления пищи.

В создавшейся обстановке было принято решение всему экипажу покинуть судно и пытаться пешком по льду достичь обитаемой земли. Сам же Брусилов Георгий Львович остался на «Святой Анне». Что заставило его принять это гибельное для себя решение, остаётся неизвестным. Возможно, как русский офицер, а, следовательно, человек чести, он не мог перенести позора, связанного с неоплатными долгами перед инвесторами. Может быть, его мучило сознание того, что своими действиями он обрёк на смерть, последовавших за ним людей. Во всяком случае, экипаж отправился в путь без него.

Трагедия экипажа «Святой Анны»

Несомненно, попытка достичь обитаемой части побережья была заранее обречена на провал и рассматривалась её участниками, как единственный оставшийся шанс. Поскольку изначально экспедиция Брусилова не предполагала пеших переходов, то для них не было заготовлено никакого надлежащего оборудования. В результате, байдарки, сани и меховую одежду пришлось изготавливать самим, не имея при этом нужного опыта и сноровки.

Однако иного выхода не было, и 23 апреля 1914 года экипаж покинул судно. Биография Брусилова, по сути, на этом драматическом эпизоде и обрывается, поскольку больше его никто в живых не видел. Что же касается остальных членов экспедиции, то судьба большинства из них сложилась не менее трагично.

Бесконечный путь среди льдов

Проведя соответствующие астрономические наблюдения и сопоставив их результаты с имевшимися в их распоряжении картами, полярники установили, что до ближайшего населённого пункта им предстоит пройти 160 км. Однако на пути следования они были снесены в сторону дрейфующими льдами, и в результате это расстояние увеличилось в два с половиной раза.

Кроме того, усугубляло сложности перехода и крайне недостаточное питание, поскольку из всех прежних запасов оставалось лишь небольшое количество сухарей, явно недостаточное для пополнения расходуемой энергии.

В итоге из числа тех, кто покинул судно, почти все умерли по дороге. Волею судьбы в живых остался лишь возглавлявший группу штурман Альбанов и матрос Конрад. Их, обмороженных и едва живых от истощения, подобрало судно «Святой Фока», входившее в экспедицию Г.Я. Седова.

Безуспешные поиски

В результате того что к началу 1914 года без вести пропавшими числились сразу три российские полярные экспедиции - Г.Я. Седова, В.А. Русанова, и та, которую возглавлял Брусилов Георгий Львович, дело получило настолько серьёзный резонанс в обществе, что указание о немедленной организации поисков было дано непосредственно кабинетом министров. Благодаря этому через месяц четыре поисковых судна вышли в море.

К тому времени Арктика на карте была представлена достаточно подробно, что позволило планомерно обследовать участки наиболее вероятного пребывания пропавших полярников. Кроме того, впервые в мировой истории к спасательной операции была привлечена полярная авиация. Гидросамолёт Farman MF.11, пилотируемый лётчиком Яном Нагурским, ежедневно совершал полёты над побережьем Новой Земли и прилегающими к ней районами.

Поиски продолжались в течение трёх лет и были прерваны лишь в связи с политическими событиями 1917 года. Обнаружить шхуну «Святая Анна» или, по крайней мере, то, что от неё осталось, не удалось. Лишь гораздо позже, в 2010 году, руководством национального парка «Онежское Поморье» была организована экспедиция на Землю Франца-Иосифа, которой удалось обнаружить человеческие останки, по всей видимости, принадлежавшие одному из членов группы Альбанова.

Послесловие

Несмотря на трагический исход путешествия, Брусилов Георгий Львович, краткая биография которого легла в основу этой статьи, внёс определённый вклад в изучение Арктики. Благодаря тем материалам, которые передал в Академию наук оставшийся в живых Альбанов, удалось в значительной степени систематизировать имевшиеся ранее данные о прибрежных течениях, уточнить границу материковой отмели, а также нанести на карту подводный жёлоб, получивший название «Святой Анны».

КАК ПОГИБЛА "СВЯТАЯ АННА"?

По традиции у Николаевского моста бросали якоря сверкающие надраенной медью иллюминаторов, отделанные красным деревом яхты привилегированных владельцев из петербургской знати. Поэтому пришедшая из Англии весной 1912 года паровая шхуна «Святая Анна» так выделялась своей суровой простотой. И не только этим. Среди гуляющей по набережной Невы публики, конечно, были и моряки. Они-то в первую очередь отметили крепкий стоячий такелаж, способный нести большие паруса, бочку на грот-мачте (из такой еще со времен Колумба матрос-наблюдатель кричал: «Земля!», а ныне зверобои в полярных водах высматривают добычу), прочный «ледовый» корпус, гарпунные пушки на носу. Китобойное судно... Наверное, в Арктику пойдет... Командир «Святой Анны» лейтенант , когда оказывался на берегу, охотно отвечал на все вопросы репортеров. Предстоящему плаванию нужна была известность.
«...Шхуна производит весьма благоприятное впечатление в смысле основательности всех деталей корпуса. Материал первоклассный. Обшивка тройная, дубовая. Подводная часть обтянута листовой медью», - писал журнал «Русское судоходство». «...Корабль прекрасно приспособлен для сопротивления давлению льдов и в случае последней крайности может быть выброшен на поверхность льда», - информировала газета «Новое время».
А какая у судна история! Событием в географических исследованиях прошлого века было исчезновение и поиски полярной экспедиции Франклина. Шхуну построили в свое время именно для поисков пропавшего англичанина. Она уже бывала не раз в полярных водах, и годы не очень ее состарили.
Газеты дружно сходились на том, что основная цель экспедиции - повторение впервые под русским флагом маршрута Норденшельда, который 34 года назад прошел вдоль сибирских берегов из Атлантики в Тихий океан. По пути эта экспедиция, которую финансируют несколько акционеров, будет изучать присибирские и дальневосточные воды в промысловом отношении. Охота на моржей, тюленей, медведей оправдает часть затрат... И вдруг перед самым отплытием родной дядя командира шхуны, московский помещик Борис Алексеевич Брусилов, один из основных акционеров новоявленной зверобойной компании, предъявляет условие - он вкладывает дополнительные средства, но все прочие компаньоны должны выйти из дела. Кроме племянника, разумеется. И первый помощник капитана и акционер лейтенант Н. С. Андреев выходят из состава экспедиции.
Экипаж, участники экспедиции - все в сборе. Нет только пока обаятельнейшей Ерминии Александровны, дочери генерала Жданко, племянницы начальника Гидрографического управления, который немало способствовал организации экспедиции. Она подсядет позднее, когда «Святая Анна», обогнув Скандинавию, сделает последнюю остановку в Александровске - на Мурмане. Что поделаешь, единственной женщине на корабле приходится считаться с общественным мнением.